«У нас нет права на ошибку»: Владимир Пирожков о новом центре прототипирования высокой сложности в МИСиС и работе с государством

— Вы уже довольно давно анонсировали центр создания прототипов на базе Московского института стали и сплавов, на каком вы сейчас этапе?

— Уже полгода как мы открыты и работаем, но пока широко это не анонсируем. Официальное название — Инжиниринговый центр прототипирования высокой сложности НИТУ МИСиС «Кинетика», это на «Октябрьской», на территории института, в основном под землей. Представьте волшебную палочку, только в виде завода, — мы можем работать в любых материалах, создавая прототипы размером от микрона до небольшого вертолета.

С командой мы создаем инфраструктуру для внедрения промышленного дизайна в производство, а не просто экспозиции красивых картинок, которые могли бы быть реализованы лет через 20. Мы можем создать первый опытный образец в тех материалах, в которых он задуман, это настоящий функциональный прототип, который работает и готов к постановке на производство. Время — от полутора до пяти месяцев, в зависимости от сложности продукта. Заводам и предприятиям как результат мы даем цифровой файл с понятным им языком, с учетом их машинного парка. Мы подстраиваем продукт под возможности их производства — это тоже ускоряет процесс.

Здесь же мы достраиваем образовательный центр. «Школа инженеров будущего» — проект для детей от 6 до 12 лет. Она будет работать в формате технологических кружков «Юный техник» и фаблаба.

Осенью запускаем прикладную магистратуру при МИСиС, так называемый «Технологический спецназ» для выпускников-бакалавров ведущих технологических вузов в партнерстве с MIT (USA) и RWTH Aachen University. Я очень жду момента, когда смогу немного помечтать с этими инженерами и зайти в проектах дальше, чем вопросы импортозамещения, подумать в сторону гравитации, машины времени, заглянуть в фантастическое.

— Какие рабочие проекты у вас есть на данный момент?

— Мы сделали концепт-макет «Федерация», полноразмерный макет космического корабля. Он проходит предварительные эргономические испытания в Ракетно-космической корпорации «Энергия» в городе Королев, мы его выполнили по их чертежам и цифровым файлам. Вместе с конструкторами и инженерами «Энергии» мы создавали внутреннюю конфигурацию корабля, в которой наши космонавты будут в последующие 50 лет штурмовать далекий космос. В итоговом виде этот проект будет представлен и, возможно, полетит в 2023 году.

Значительная часть нашей работы связана с безопасностью и военными проектами, о них мы не говорим. Также у нас есть совместный продукт с компанией NeuroTrend по созданию прибора для помощи постинсультным больным. Фактически это похоже на алгоритм по чтению мысли, мы сейчас работаем над внешним видом и функциональностью устройства, чтобы оно было глобально конкурентоспособно. Это медицинский прибор, который облегчит жизнь многим людям, позволив больным общаться между собой, с доктором и медицинским персоналом. Есть еще проект инновационного двигателя, состоящего всего из 5 частей. Он напечатан из титана, и это новая система силовых установок, которую мы еще будем исследовать и испытывать.

— Государство — ваш основной заказчик?

— Госконтракты — это около 70% нашей работы. Это достаточно сложный системный механизм, нужно пройти тендеры и решить серьезные юридические вопросы, но это реализуемо. Для нас важно работать с большими заводами, хоть они сложны в обслуживании и управлении, но так как частный бизнес занимает совсем малую долю российского рынка, то госконтракты на данный момент — серьезные возможности для любых бюро и компании.

У страны не так много инновационных проектов, как бы нам этого хотелось и как заявляется. У нас ограниченное количество продуктов, которые устремлены в будущее, ими занимаются обычно сами предприятия. Ракетно-космическая корпорация «Энергия» создает новый космический корабль или посадочный модуль для Луны, кто еще, кроме них, может сделать такие вещи? Соответственно, мы можем создавать для них прототипы, ускорять процесс перехода объекта из виртуального мира в реальный.

У нас есть определенное количество изделий, которые вводятся в эксплуатацию, как, например, тренажер пилотов для самолета МС-21, созданный совместно с компанией «Динамика», или окраска самолета «Сухой Суперджет», ранняя стадия дизайна вертолета Ка-62, но это на самом деле разработки, которые были сделаны достаточно давно. Если мы говорим о революционных, инновационных вещах — ни у кого нет таких технологий. Мы хотим работать с антигравитацией, машиной времени, перемещениями в пространстве, передачей мысли на расстояние, но нет заказчика. Это нормально. Люди слабо представляют будущее. Поэтому мы инициируем какие-то проекты в этом направлении.

— Вам интересно в России? Был момент, когда вы стали рок-звездой и при слове «промдизайн» первой всегда упоминалась ваша фамилия.

— Такого ощущения у меня нет. Большого количества заказчиков у нас нет, и денег на инновации в стране не много. Колоссальные инвестиции в инновационную инфраструктуру в той же Америке — это 485 миллиардов долларов в год, если я не ошибаюсь, эти деньги уходят на НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. В 2015 году в России эта цифра составляла 29 миллиардов долларов. И не факт, что все на это пошли. 485 и 29 — это гигантская разница, поэтому мы не имеем права ошибаться. Два или три раза переделывать самолет для нас будет слишком дорого, мы должны стараться делать с первого раза, но это не всегда получается. И это обычная практика.

Слово «промдизайн» происходит от слова «промышленность», оно ключевое в понимании нашей работы. Все остальное, что мы подразумеваем под дизайном, — ландшафт, интерьер, не так завязано на производстве, а в нашем случае это основное. Промышленность понимает определенный язык — чертежей и цифровых файлов, очень многие заводы в России к этому пока не готовы, переходят на этот формат медленно. То, что произошло на Западе в технологиях и производстве 30 лет назад, только сейчас происходит в России.

«Импортозамещение» — сейчас очень модный термин, всем оно нужно, но нужно делать это очень осторожно. Если страна начинает работать над отечественными продуктами, то всегда нужно понимать, что им нужна определенная испытательная база. За границей их тестировали 20-30 лет назад и улучшали постепенно, а мы многое начинаем делать с нуля, соответственно, должны более тщательно относиться к запуску. С моим бюро мы ищем альтернативные пути, если хотите, инновационные, создавать продукты, релевантные россиянам и российскому бизнесу, у которого не так много денег, как, например, у США, Люксембурга или Саудовской Аравии.

— Есть ли возможность стать частью вашей команды?

— Тот штат, что нам был нужен, уже набран, но всегда есть возможность проходить здесь стажировку. Если мы понимаем, что человек нам интересен и нужен в текущих проектах, то мы найдем возможность его занять. Один-два студента из разных университетов работают в центре постоянно, сейчас будет студент из Строгановки проходить практику, также студент-архитектор из Волгограда. Я также планирую пригласить студента-медика — попробовать печать живых организмов. В центре заложена медицинская лаборатория, которая позволит создавать новые формы жизни. Это полумедицинская, полуинженерная история, над которой еще надо работать под руководством опытного ученого с мировым именем.

Мы не делаем массового студенческого забега, мы еще официально не открылись, пока присматриваемся, но та школа, которую мы строим, через год уже будет работать, и мы будем набирать стажеров — наш «технологический спецназ». Мне бы очень хотелось с выпускниками и молодыми инженерами Бауманки, Физтеха, МИФИ поработать, помечтать о новых физических принципах и новых продуктах, которые могли бы дать нашей стране прорыв в будущее, создавать новые принципы и алгоритмы — это больше, чем просто промышленный дизайн.